Свою последнюю заметку в блоге, не считая заметок для раздела «Моя музыка», я написал 31 декабря 2018 года.

В ней я делюсь выводами на тему семьи и друзей, радуюсь, что сделал свой сайт, пишу о планах на музыку, делюсь победами в работе. Классические итоги года.

Я пообещал себе прыгнуть в 2019-ом выше головы: выпустить много музыки, научиться круто фотографировать и делать ретушь, реализовать видеопроект про бэкстейджи, вписываться в сложные съёмки. Ну, и раздать долги, разумеется.

А ещё в той заметке я радовался, что в 32 года получил-таки водительское удостоверение. После унизительного опыта обучения в автошколе-онлайн найти удачное местечко, где тебя научат водить, было радостью.

И вот я пишу следующую заметку больше года спустя. Такой перерыв — не случайность, у всего есть причины. Не знаю, найдёт ли кто-то здесь пользу для себя. Если да, хорошо. Но я пишу это для себя, потому что хочется выкинуть буквы из головы.

Эта заметка — пример того, как жизнь вносит коррективы, и они врываются в твой домик из планов, наводя в нём свои порядки.

ПРЕДЫСТОРИЯ

13 марта в 23.00 мы с товарищем Сашей FRG вышли из фотостудии на Электрозаводе, где наделали весёлых фотографий для оформления музыкального проекта. Я взял в аренду Рено Логан, чтобы подвезти Сашу и поехать домой. Путь от Электрозавода навигатор по классике проложил через Нижегородскую эстакаду.

На эстакаде было пусто: пара легковушек и мы на Логане. Я не помню, как это произошло, но нас подрезала Kia Rio. Воспроизвести получается вспышками:

Kia подрезает и резко сбрасывает скорость → давлю педаль тормоза в пол → срабатывает ABS → стукаем Kia Rio → останавливаюсь, включаю аварийный сигнал, говорю Саше, чтобы вызывал такси, так как это надолго.

Снова ничего не помню, так что из рассказа Саши:

Ты остановился, включил аварийку. Kia проехала подальше, прижалась к обочине и остановилась. Водитель, видимо, не сразу понял, что что-то случилось — удар был несильным. Из тачки вышли двое дагестанцев, покрутились вокруг машины и пошли в нашу сторону.

Подошли, сказали, что у них нет повреждений. Претензий, соответсвенно, тоже нет, и можно пожать руки и разъехаться. Ты сказал, что у нас арендованная машина, поэтому надо сперва посмотреть, есть ли повреждения.

Когда ты вышел, я остался сидеть пристёгнутым в Логане. Ты встал перед капотом и увидел, что чуть помят номерной знак. Парни начали говорить, мол, ерунда, сейчас сами его вправим.

В этот момент на полном ходу в задницу Логана влетает Яндекс.Такси, я бьюсь носом об торпеду, а Логан сбивает тебя так, что ты отлетаешь на край эстакады. Парней тоже зацепило.

Спустя какое-то время я поднялся и пошел к машине спасать свой фотоаппарат. Из головы, из носа, изо рта льётся кровь, а я не придумал ничего лучше, чем бежать на выручку технике.

Саша спросил номер жены, но я не смог его вспомнить. Вместо этого я нёс какую-то чушь, поэтому он решил разблокировать телефон и позвонить Юле. Но вот беда: пароль от телефона я тоже назвать не в состоянии, а разблокировать по Face ID не выходит, потому что на мне в прямом смысле нет лица.

Вместо прыжка выше головы я этой головой прыгнул в бетон Нижегородской эстакады и выпал из нормальной жизни до конца лета. Последствия в полной мере я перестал ощущать только к концу 2019-го года.

РЕАНИМАЦИЯ

Открываю глаза: картинка плывёт, вокруг всё бело—сине—голубое, включая людей, точнее, их силуэты. Звуки вокруг такие, словно громко дышит Дарт Вейдер. А ещё — пищание, пиликанье, крики, мат.

Это я — лежу в реанимации больницы им. Иноземцева, кричу расплывчатым «белым халатам», чтобы отдали телефон. Вот о чём я подумал, поняв, что случилась какая-то историческая хуйня:

• Надо сообщить Юле (жене)

Непонятно, как долго я уже здесь, на мои вопросы никто не реагирует, потому что они похожи на бред.

• Что с Сашей? Если я в таком состоянии, что с ним? Где он?

Эти мысли появились в голове молниеносно, как только я очнулся. Я слабо понимал, кто ещё лежит рядом, и есть ли среди них мой друг. Люди в халатах если и отвечали на мои вопросы, то я их ответы не различал.

• Похоже, всё серьёзно, надо сообщить всем, с кем я сейчас работаю.

Я спрашивал, где моя жена, и вырубался. Приходил в себя минут на десять, требовал телефон, вырубался снова. Очнувшись, требовал ответить, что с моим другом, что с моим чемоданом (кейс с фототехникой) и снова требовал телефон, так как надо позвонить на работу.

Производственная травма

К пяти утра в глазах перестало плыть. Я очнулся, кажется, уже в пятнадцатый раз, но теперь было легче: я мог держать голову, нормально рассмотреть палату реанимации, общаться с теми, у кого целиком не забинтована голова.

Справа лежал единственный тип, который был в адекватном состоянии (насколько это может быть в реанимации). Он объяснил мне, где я, сколько по времени, кто здесь кто и когда я получу ответы на вопросы, заданные в бреду.

Слева лежал с ног до головы перебинтованный мужчина с интубированной трахеей. Раз в некоторое время приходил медбрат, отключал шланг и через трубку в шее кормил мужчину коричневой жижей. Во время кормления тело мужчины дёргалось в конвульсиях, словно танцует тектоник. Неловкое сравнение, но лучшее для того, чтобы вы нарисовали себе происходящее. Этот мужчина упал с пятнадцатого этажа строящегося здания. Работа такая. Производственная травма.

Через три часа начали впускать посетителей. Я увидел Юлю и Юлину маму.

За те секунды, что они шли от двери до кровати, мне стало в десять раз легче, чем за ночь. Вот она — сила мысли :-) Юля рассказала, что со мной произошло, сказала, что с Сашей всё хорошо, он жив и здоров, только нос повредил. Мы пошутили, что это потому что он (нос) у него большой и дальше просто говорили до тех пор, пока я мог. Минут десять.

НЕЙРОХИРУРГИЯ

Мой диагноз при поступлении:

Сочетанная травма. Открытая проникающая черепно-мозговая травма. Ушиб головного мозга средней степени тяжести (позже экспертиза переквалифицирует в тяжёлую степень). Перелом свода и основания черепа через переднюю черепную ямку справа. Ушибы, ссадины лица, головы. Закрытый вывих акромиального конца правой ключицы (Тип III) (АО/ОТА 10—В1). Ушибы, ссадины конечностей.

С этим диагнозом меня положили в палату отделения нейрохирургии.

Палата на шесть человек была чистая, с новомодными койками на колёсиках и уникальными пациентами:

• Вежливый дедушка, ожидающий операцию по пересадке костного мозга.

• Весёлый мужичок с акцентом, которому вставили пластину в череп.
После операции у него нарушился опорно-двигательный аппарат, и он ходил, слегка подпрыгивая. Его походка делала из него комедийного персонажа Диснеевского мультфильма, но смешного было мало, конечно же.

• Молодой сотрудник уголовного розыска Лёша с параличом ниже пояса. Друзья решили полежать под капельницей после бурной тусовки, «чтобы быстро вернуться в строй», иголка занесла золотистый стафилококк, а он занёс парня в нейрохирургию. Лёша «благодарил» всех медсестёр Нейрохирургии, которые его обслуживали. Я сразу обратил внимание на то, как медсестры ухаживают за ним, но это не вызвало у меня удивления.

Последний раз я лежал в больнице 20 лет назад, это было в Самаре. Поэтому происходящее воспринял, как естественный прогресс. Да и со мной медсёстры обходились отлично. Но мне не надо было подтирать задницу, а Лёша парализован, тут всё понятно.

Оказалось, что обслуживание всё же было облизыванием. Это стало ясно, когда какая-то медсестра внаглую подошла к Лёше и спросила, почему он вчера «той» сестре сказал «спасибо», а ей позавчера не сказал.

Лёша удивился. Казалось, что его золотистый стафилококк готов отступить на пару секунд, чтобы он мог дать медсестре золотистого пенделя. А ещё он начал цитировать статьи и намекать, что он платит им не за усиленное внимание, а за то, чтобы они свою работу делали как положено, а не ходили с лицом, будто делают одолжение.

• Мужик-тихоня в бело-зелёной пижаме со швами на голове и лице. На вид — обычный мужик, без швов на лице его даже можно было бы обозвать смазливым.

До самой своей выписки вслух он произнёс предложений сорок, десять из которых были призывом пойти покурить, остальные — ответами на вопросы врачей и медсестёр. А когда он выписывался, то так и ушёл в бело-зелёной пижаме, обувшись и накинув куртку.

Через несколько часов после того, как «Тихоню» выписали, «Вежливый дедушка» обнаружил, что исчезли деньги, которые он брал на время пребывания в больнице. Единственный, кто в этот день контактировал с дедом напрямую — был «Тихоня». Утром он помог дедушке подняться с кровати и куда-то дойти.

Оказалось, что в тихом омуте черти водятся. А точнее, что «Тихоня» — чёрт. В больницу он попал после освобождения из тюрьмы. У него не было своей одежды, поэтому он выписался в больничной пижаме. А куртку накинул тоже не свою. Почему у него не было своей, я не узнал — к этому моменту меня перевели в травму.

ТРАВМАТОЛОГИЧЕСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ

В травму меня перевели для операции на ключицу. Главный нейрохирург сказал, что решили ставить пластину: ключица — «всё».

Палата не была щедра на персонажей. Слева от меня лежал габаритный парень по имени Антон — приятный тип с гипсом на руке. Постоянно работал за ноутом, пока не выписали. А, когда и меня выписали, я написал ему в Инстаграм, что он забыл мышку от ноута, и она у меня.

Напротив меня лежал дядечка, который ассоциировался у меня с героями Сергея Роста в «Осторожно, Модерн!». Сложно детализировать причины ассоциаций, но он был похож и визуально, и ростом, и комплекцией.

А ещё он ходил в темно-синих трусах—шортах с красными цветочками и постоянно разговаривал с Алисой и с теплотой называл её тупой бабой. Травил байки про все свои переломы и с жадностью интересовался любой мелочью, даже той, которая сто процентов ему не нужна. Но самыми смешными были моменты, когда он разговаривал с Алисой. Прямо Сергей Юрьевич Беляков воплоти.

ОПЕРАЦИЯ

Операцию мне делали под общим наркозом. Единственный мой общий наркоз был тоже 20 лет назад, когда я сломал ногу так, что ступня и пятка у меня поменялись местами. Это была маска, которую надели на меня и сказали считать. До скольки — не сказали. Когда меня разбудили, я дрожал, покрывался холодным потом и не сразу сообразил, где я.

В этот раз анастезиолог рассказал мне каждый свой шаг и всё, что я буду чувствовать. И хотя первым чувством у меня было, что я будто стал героем «Доктора Хауса», он предупредил, что сейчас введёт мне в вену препарат, и это наркотик. Он предупредил, что я почувствую головокружение, но так и должно быть. Сказал: «Когда очнёшься, слушай и делай всё, что скажет доктор».

Анастезиолог вставил иглу в катетер, ввёл препарат и уточнил, кружится ли голова. Я ответил, что нет, а через пять секунд произнёс: «А вот теперь да!», — расплылся в улыбке и отключился.

Когда меня разбудили, ничего, кроме лёгкого головокружения я не ощущал. Кажется, что на меня ещё действовала анестезия и мне хотелось благодарить весь мир и признаваться незнакомым людям в любви к их профессии.

РЕХАБ

Первый месяц после выписки я смотрел в потолок, разукрашивал солдатиков, колол в задницу ноотропы и ходил по врачам.

Спустя месяц стал работать через день по три часа. Передвигался исключительно на такси за счёт работодателя. Потому что единственный раз, когда я попробовал проехать до работы на метро, вымотал меня так, что я приехал и просто лёг, работать не смог.

К полноценному рабочему графику я вернулся в середине июня, но этот график до декабря давался мне тяжело. В шесть вечера я так уставал, что мне нужно было еще сорок минут побыть в спокойствии, чтобы сесть за руль и без последствий добраться до дома. Если я этого не делал, то картинка в глазах начинала плыть, свет становился ярким, реакция заторможенной.

В середине июля мне позвонил следователь и сказал, что я прохожу по уголовному делу о причинении тяжкого вреда здоровью в качестве потерпевшего. Попросили приехать на допрос.

Когда приехал, рассказали, что меня сбил уроженец Киргизии. Сейчас он у себя на родине. Говорит, уехал туда, потому что у него умер отец. Верить этому или нет, даже не знаю.